Джентльмены чужих писем не читают - Страница 59

Во-вторых, Октябрь, царство ему небесное, так выстроил структуру группы, что мало кто из присутствующих знал о том, что Агата на самом деле – дочка папаши-богатея, маньянского экс-советника по национальной безопасности. Знали об этом Мигель и ещё кто-то, кто её сейчас будет проверять. А кто этот человек – об этом не известно было никому, даже Мигелю. Равно как и этот никому не известный проверяльщик сам не знал, кто будет обязан лишить его жизни, если он проболтается о том, что присматривает за Агатой. Точно так же и Агата была посвящена в тайну одного из присутствующих – паренька по имени Ильдефонсо Итурбуру, сидевшего через три человека от неё и ни сном ни духом не подозревавшего о том, что она знает всю его семью, всех его родственников до пятого колена, его четырёх непостоянных любовниц и квартирную хозяйку, даже названия книг, что стоят у него на полке над кроватью, всех семи.

А отсюда следует, что в борьбе за октябрьское наследство Агата имела неплохие шансы, потому что на одну Акцию, какой бы громкой она не была, у её, допустим, папочки денег бы хватило. А там можно будет посмотреть…

И тут Мигель сделал ударный ход, одним махом обеспечив себе половину всей победы. Кстати, о кассе, невозмутимо сказал он. Кассу, как вам, братья, наверное, известно, покойник записал за мной. В данный момент там нету ни черта, а может, и есть что-то, о чём покойник меня не известил, но мы найдем, если что-то есть, пока что – полный голяк, но в течение месяца должны поступить десять миллионов долларов США наличманом.

Все притихли. Сумма произвела впечатление даже на бескорыстных голодранцев.

Резюме собрания прозвучало весьма разрозненно и отчасти завуалированно, но если бы подытожить всё сказанное вслед за вербальной бомбой, которую взорвал Мигель, то резюме на понятном читателю языке можно было бы сформулировать примерно так: “Ну что ж, парень, тут тебе и карты в руки. Выложишь в течение недели нам на стол десять лимонов гринов – будешь над нами главный. Не выложишь – облажаешься навсегда. И тогда – извини, мы тебя за язык не тянули…”

На том разошлись.

Она вернулась к своей машине и поехала в Сокало – шумный торговый центр в центре города. Там, рядом с фешенебельным рестораном французской кухни “Армандо ле клуб” раскинулось её любимое открытое кафе. Она с трудом нашла место для машины на задворках улицы Кебрада и прошла за один из столиков.

Камареро принес ей кофе в тонкой чашке и вазочку со сливками. её здесь знали и помнили. Живя у папочки, она заглядывала сюда едва ли не каждый день. Минут через десять ей принесут полное блюдо разных фруктов. Здесь же можно и пообедать. А можно и дома, до которого двенадцать минут езды.

В это кафе, почти лишенное экзотики, равно как и кондиционера – какой кондиционер в открытом кафе? – раскормленные розовощекие туристы-norteamericanos практически не заглядывали. Никаких не колыхалось тут между столиками жирных задниц в разукрашенных всеми цветами радуги полотняных трусах. Никто не ржал во всю глотку, демонстрируя фальшивые белые зубы, не тряс связками фотоаппаратов, не восклицал с преувеличенным восторгом: “Oh, really? Ah, how can it be?!.”

Тут вдруг некий пожилой сеньор с кудлатыми бровями положил перед Габриэлой на столик желтую розу, поклонился и ушёл восвояси. Габриэла проводила его взглядом, пожала плечами, к розе не притронулась. Не хватало ей сейчас ещё и старпёров-воздыхателей. Пришёл камареро, принёс фрукты.

Глава 22. Мигель делает бизнес

Что же касается Мигеля Эстрады, то Мигель Эстрада, пошептавшись кое о чем с тем самым Ильдефонсо, сел в некогда шикарный автомобиль “мустанг” и отправился в Гуадалахару.

Затея с десятью миллионами казалась ему несложной. Конечно же, он был посвящён во многие тайны движения. Не во все, но во многие. В одиночку Октябрю было бы никак не справиться. Особенно по мере того, как оборот средств рос и вырос до умопомрачительных высот. И не просто посвящён, а являлся непосредственным участником процесса, то есть и инкассатором, и курьером, а иногда – и непосредственным исполнителем приговоров тем, кто игрался с их движением в исключительные храбрецы. Впрочем, таких неблагоразумных в стране Маньяне, несмотря на её темпераментное революционное прошлое, находились сущие единицы.

Человек, который был ему нужен в Гуадалахаре, вышел из своего банка ровно в пять и пошёл не спеша по бульвару Пассионариа, помахивая длинным зонтиком, исполнявшим, ввиду отсутствия дождя, роль тросточки. Мигель следовал за ним, внимательно озирая свои тылы на предмет какой-нибудь слежки. Но чего не было, того не было. Вскоре человек с зонтиком свернул в переулок и через десять минут оказался возле беленького особнячка, окружённого розовыми кустами. Тут-то Мигель и сказал ему в спину:

‑ Привет!

‑ От кого? – спросил человек, не оборачиваясь, только замерев перед дверью.

‑ От Октября Гальвеса Морене.

‑ На бульваре Пассионариа есть бильярдная Сиско Гитераса. Я буду там через полчаса.

‑ Договорились.

В бильярдной народу была целая толпа. Кое-кто действительно играл по-маленькой, но большинство ждали стриптиза, который Сиско с недавних пор завёл у себя, решив идти в ногу со временем. На маленькой эстрадке двое ребят возились с осветительной аппаратурой.

Мигель заказал себе пива и стал ждать своего визави. Тот не замедлил явиться, тоже взял себе пива и присел рядом с Мигелем.

‑ Так что же, сделка не отменяется? – спросил он.

‑ Всё в силе, ‑ сказал Мигель. – Как мне вас называть?

‑ Сеньор Лопес. А мне вас как называть?