Правда, конечно, придётся сильно рискнуть людьми. Но что делать. Кто не рискует своими подчиненными – тот не пьёт, как известно, шампанского “Дом Периньон”.
Реальная возможность отыскать террористов у Бурлака имеется. Ивановыми стараниями на Агате теперь висел маячок. По его словам, после Макдональдса она дома не появлялась, значит, залегла на дно вместе с соратниками. Ольга Павловна улетела обратно в Москву, не пробыв на курорте и трёх дней, так что силы, которым можно было поручить заняться маньянскоми революционерами, высвободились и готовы к дальнейшим подвигам. Тем более что Машкову с Андронычем так и не удалось выяснить, с кем же его супруга имела встречу. Пусть реабилитируются, бездельники.
– Вот что, – повернулся он к Ивану. – Езжай-ка ты, брат в свой Монтеррей, как и собирался. Наверняка у тебя там есть дела, которые надо доделать прежде чем насовсем оттуда уехать. Есть?
– Есть.
– Вот и доделывай. И давай назначим контрольку. Как увидишь меловую черту на автобусной остановке – сразу мчись в Таско, адрес я тебе сейчас скажу. Найдёшь там одного человека. Звать его… допустим, Андроныч. Зайдешь к нему, передашь привет от Диего, который работал у него в экспедиции прошлым летом. Скажешь, что романтика в жопе заиграла, торговал, понимаешь, себе стройматериалами, а теперь хочешь геологией позаниматься. Если он тебе ответит, что как раз набирает команду работать на Юкатане – можешь сразу переходить на родную речь. Но осторожно, конечно, сам понимаешь. Если хвост за собой притащишь – я тебе эль маут ахмар сделаю. Ясно?
– Ясно.
– Будешь дальше действовать под его командой. Или под командой Диего.
– Какой Диего?
– Кудрявый, какой… Придёт, скажет, что он Диего, от меня привет передаст – с ним работай. Вопросы есть?
– Есть.
– Давай.
– Что такое “эль маут ахмар”?
– Красная смерть.
– Это как?..
– Шкуру спущу и заставлю на столе плясать. Ясно?
– Ясно.
– Ну и ладно, если ясно. А насчёт всего остального как будто договорились. Какие ещё вопросы? Лучше сразу спроси, чем потом самодеятельностью заниматься…
Иван самодеятельностью заниматься больше не собирался и поэтому, наморщив лоб, постарался придумать какой-нибудь вопрос. Ничего не придумалось. Похоже, всё действительно было ясно.
Кроме одного. В этом одном он был уверен процентов, скажем, на девяносто восемь. Может, даже на девяносто девять. А хотелось на все сто.
– Есть один вопрос, – робко сказал он. – Но не совсем по теме… Можно?
– Можно в сапог нассать, – буркнул Бурлак. – Ты что, в гражданские перевелся?..
– Разрешите? – поправился Иван.
– Разрешаю, – сказал Бурлак. – Медовенький ты мой. Ты, кстати, это “не по теме” брось, парень. В нашем деле нет никаких “не по теме”, заруби себе…
– Взрыв в “Макдоналд'се”, фактически говоря, был сорван. Ведь никто не пострадал. Значит, кто-то предупредил народ?.. Полиция-то до сих пор уверена, что никакой бомбы не было, а взорвался газ из-за начавшегося пожара…
– Ну, – насупился Бурлак.
– Чья работа? – выдохнул Иван.
Бурлак с минуту молча двигал бровями.
– Ну да, – наконец произнес он, как бы выдавливая из себя нечто такое, чего Иван, по незначительности своей, знать никак не должен, но уж такой добрый батька Бурлак ему попался, что готов – в первый и последний раз – поделиться с пацаном важной военной тайной, – моя работа… Пожалел я их… Проявил минутную слабость…
С площади Трёх Культур-мультур Иван отправился прямиком в аэропорт им. дорогого товарища Бениты Хуареса. Бурлак велел воспользоваться такси, хотя Иван пешком бы быстрее добежал. Всю дорогу ему было безумно смешно. Он, по возможности, крепился, но смех пёр из него, как квашня из автоклава, то и дело прорываясь наружу смущённым хрюканьем. Таксист хмуро косился на него, наконец спросил:
– Проблемы, амиго?..
– Где? – спросил Иван.
– У тебя?..
– Никаких! – сказал Иван и заржал так оглушительно, что и таксист не выдержал: ухмыльнулся в чёрные усы.
Двенадцатиполосный проспект, как всегда в это время суток, был запружен машинами под самую завязку. Передвижение в сторону аэропорта производилось рывками, с суммарной скоростью чуть меньше средней пешеходной. Между рычащими и чадящими железными конями метались мальчишки с газетами, кока-колой, вялыми на жаре гамбургерами, тающим мороженым и прочей дрянью.
– Над чем же ты так ржёшь, брат? – спросил таксист.
– Над чем, над чем… – ответил Иван и задумался.
Над тем, что все мы люди, даже такая нелюдь, как резидент военной разведки. Надо же – пожалел он их!.. Пожалел!..
Иван опять захохотал как сумасшедший. Засмеялся и таксист. Из “фольксвагена” по соседству, притертого вплотную к его такси, исполненная надежды, высунулась чья-то толстая морда – может, насмешат и её?.. В мире – инфляция, терроризм, засилие империалистов, войны, локальные и патрилокальные, бабы не дают, а беременеют, дети родителей не уважают, а деньги клянчат, – а тут целых два человека смеются, беззаботные, как кошки, – ребята! насмешите за компанию!.. В долгу не останусь, мать вашу!.. А то и вовсе бросим тачки посреди асфальтового ада, куда сдуру впёрлись, пойдём на ближайшую горку, раздавим бутылочку, пообщаемся!.. А?..
Да что же это такое, попенял себе Иван. Когда я, наконец, научусь себя вести как подобает разведчику, блин? Я же должен быть самый незаметный маньянец во всей Маньяне. А я, блин, устраиваю тут посреди проспекта концерт Аркадия Райкина. Вот урод-то! Вот придурок!
А ведь была ему дадена ещё в “консерватории” специальная инструкция на этот счёт. Юмор и работа в разведке несовместимы, учили его. Когда тебе смешно, а окружающим тебя несмешно, ты, показывая им это, загоняешь себя в патовое положение. Либо тебе придется причины своей весёлости от них скрывать, и они тебя возненавидят, либо тебе придется смешить их тем же самым или аналогичным, и они тебя полюбят. Так или иначе, они не останутся к тебе равнодушны. А это – провал, если не сказать ёмче.